Из жизни уходят не только люди, но и слова. Правда, в отличие от ушедших людей, которых вспоминают и поминают, ставят памятники и сохраняют фотографии в альбомах, слова уходят тихо и незаметно, по-английски, причем иногда на отрезке жизни одного поколения людей. Словам не ставят памятников (исключение составляет одна буква – «ё» в Ульяновске), их или забывают, или заменяют другими, иногда далеко не адекватными по смыслу и значению. Разве широко употребляемые ныне сленговые «прикольно» и «клево» соответствуют смысловой и эмоциональной глубине таких синонимов, как «прекрасно», «восхитительно», «здорово», «замечательно», «великолепно», «потрясающе»? Разве сегодня, когда в фаворе успешность и самоуверенность, часто услышишь по отношению к себе: «стесняюсь», «совестно», «робею», «сдрейфил»? А американское «я сожалею» вместо русского «я сочувствую, сопереживаю» не делает ли не только язык сердечно закрытым и отстраненным от печальных событий ближнего, но и самих людей эмоционально более равнодушными и даже грубыми?
Все менее понятным становится и смысл многих крылатых выражений: «без царя в голове» (о человеке недалеком и легкомысленном), «лучше синица в руке, чем журавль в небе» («синицей» в дореволюционной России называлась мелкая пятирублевая денежная купюра синего цвета; серого, журавлиного цвета была купюра двухсотрублевая – для многих недоступная).
Замена или исчезновение слов и выражений, как видим даже на этом небольшом примере, связаны с изменениями как в материальной жизни людей, цивилизационным развитием, так и в морально-нравственной. Сленг из молодежной среды перемещается в среду взрослую, а ругань, брань, нецензурщина получает постоянную прописку в современной литературе, кино, театре, средствах массовой информации. Скажем, даже само слово «материться» в той общественной среде, в которой росло мое поколение, считалось неприличным, о самих крепких выражениях и речи не было. Современный язык меняется с огромной скоростью, характерной для времени, которое заметно убыстрилось. Во многом этим изменениям способствует и интернет. Вы не являетесь его пользователем? Тогда для вас, быть может, станет открытием такое новое правописание хорошо известных русских слов, как «превед, медвед», «афтар жжот!», «кросавчег» или «аццкий». В общем, пока сторонники реформы по упрощению правописания в современном русском языке (пишем, как слышим) спорили с ее противниками, оно, это упрощение, состоялось с помощью так называемого интернетовского «албанского языка». Быстрее всего учатся новому языку студенты и старшеклассники, вслед за которыми начинают лепетать на интернет-сленге ученики средней и даже младшей школы. Таким способом в «Живом журнале» и блогах, а в последнее время еще и в «Контакте» молодому человеку оказывается легче выразиться, утвердиться, получить «зачот» в некоем элитном сообществе посвященных.
Хотя «в этом нет ничего плохого, – считает кандидат педагогических наук, доцент, преподаватель филологического факультета Омского государственного педагогического университета Игорь Юрьевич Морозов. – Какие-то слова уходят, и это естественно. Уходят реалии, явления, меняются наименования понятий. О бедности языка говорили и 100 лет назад, и 200. Опять же нельзя говорить за всю молодежь. Во-первых, молодежь всегда выражалась на своем, сленговом языке. Больше беспокоит другое. Недавно первый вице-премьер, курирующий нацпроект «Образование», заявил, что нужно ввести федеральный стандарт на русский язык. Заметьте, не на знание языка, а на сам язык. Как можно стандартизовать язык? Всю жизнь русские люди выражали свои эмоции с его помощью. При этом я могу литературным словом оскорбить человека и нелитературным сделать комплимент. Все зависит от ситуации, тона, отношения. Вот совсем недавно по телефону разговаривал с приятелем-переводчиком с английского языка, и он рассказал, что в Москве завершили издание трехтомной антологии английской средневековой поэзии, так там, извините, нецензурных слов… И эта поэзия считается «высокой». Но если в концертном зале после концерта симфонического оркестра стоят два пацана, и у них мат на мате, естественно, им надо объяснять, что здесь этого делать нельзя. На улице группе подростков я не стану делать замечания – не потому, что их боюсь, а потому что смысла нет, они это не воспримут».
Сегодня мы наблюдаем общий упадок образованности и при этом видим, как на государственном уровне принимаются решения по ее дальнейшему падению. Разве не делает убогими и язык, и мысль тестовая система оценки знаний посредством единого госэкзамена, за который, как единственную форму аттестации, по данным «Учительской газеты», высказывается сегодня только 10% педагогов и родителей? Разве способствует развитию интереса и желанию говорить правильно сокращение часов русского языка и литературы в школе? И разве будет писать грамотно, а говорить красиво и свободно человек, которого учил полуголодный, нищий и сегодня, увы, часто сам не шибко грамотный учитель? Кстати, низкие зарплаты педагогов ударили и по качеству образования в высшей школе. Но, однако, все это – следствие.
На мой взгляд, заметное и стремительное падение нашей языковой, а с ней и общей культуры началось с приходом к руководству страной М. Горбачева с его неверными ударениями и ошибками в произношении хорошо знакомых и часто употребляемых слов. А дальше понеслось-поехало. «Начать», а не «начать», «углубить», но не «углубить», «двух тысяч седьмой» вместо «две тысячи седьмой год». Словарь грамотного произношения для чиновников, который несколько лет тому назад был подарен первому и последнему президенту СССР ректором Санкт-Петербургского университета, сегодня пригодился бы и бизнесмену, и инженеру, и студенту, и журналистам, особенно электронных СМИ. Когда-то, работая на радио, я много раз бывала свидетелем того, как даже умудренные опытом коллеги, прежде чем начать работать у микрофона, долго и тщательно по дикторскому словарю выверяли правильность произношения тех или иных слов, вникая в их смысл и значение, особенно если речь шла о новых, малознакомых словах. А если вдруг, не дай бог, у кого-то в прямом эфире случалась даже не ошибка, а скорее оговорка, тут же в «дикторской» раздавался звонок или звонки разгневанных радиослушателей, перед которыми, краснея, приходилось долго извиняться и оправдываться. Сегодня, похоже, дикторские словари не в почете. Вот потому-то и режут слух «играет значение» вместо «имеет значение», «феномен» вместо «феномен», «оптовый», а не «оптовый». Примеры можно продолжать до бесконечности. А делать-то что?
«Сегодня сокращаются бюджетные места в вузах, речь ведут о том, что иметь такое количество людей с высшим образованием, как в России, совершенно лишнее. Но все равно даже плохой вуз – лучше, чем хорошее ПТУ, – уверен Игорь Юрьевич Морозов. – Опять же, нереально сохранить язык Пушкина и даже Шолохова. Плохо, что наши дети не читают, но надо понимать, что не читают современные дети толстых книжек и, по-видимому, в век иных скоростей не будут читать ни А. Дюма, ни Ф. Купера – для них это скучно. Я сам специально недавно перечитал парочку романов А. Дюма. Как филологу мне это читать интересно, но там язык, которым не пользовались уже и 100 лет назад. Поэтому нельзя детей заставлять это читать. Для них это все равно, что для нас читать протопопа Аввакума. Там реалии другие, ментальность, нет у них тех отношений, как у мушкетеров. Надо к этому нормально относиться, но в то же время не черепашек-ниндзя им предлагать читать, не Гарри Поттера, написанного примитивным языком, даже англичане признали эту книжку самой скучной. Нужны новые, социальные книги, надо создавать новую культуру, думать о новых моделях языка, создавать его образцы. А у нас косноязычие повальное. Особенно в самом массовом из искусств – телевизионном. И молодые, и взрослые довольствуются простыми мыслями и таким же простым языком, им нечего выражать. Но нельзя запрещать, тем более, как это уже делается сегодня, создавать списки запрещенных книг. С детьми надо, во-первых, самим взрослым говорить грамотным, богатым языком, учить их рассуждать, обсуждать, выражать мысли. Чтобы главным философом для молодого человека был не П. Коэльо, где мысль не нова и выражена совершенно примитивно. Нашей культуре во всех ее сферах требуются новые образцы».
Значит, надо начинать с себя, с того, чтобы учиться любить и уважать свой язык и культуру, как уже делают это те же французы или японцы, да мало ли подобных примеров. Главное – не превратиться в того купца, который сидел на сундуке с добром до тех пор, пока оно не превратилось в прах.
